Одариги Итиун:
"Меч непребывающего Ума"

(конспект составлен Хария Сэкиуном)

Часть I

Часть II

Часть III

Часть IV

Часть III

Итиун продолжает: Чтобы объяснить чудесное действие Небесного Разума или Изначальной Природы в человеке, мы употребляем различные выражения, но, главное здесь вернуть к невинности "первоначального человека", т.е. время нашего раннего детства, которое часто называют Великим Пределом (тайкёку, по-кит. - тайцзи) или Природой как таковой, состоянием не действия, пустоты. Но большинство людей, вместо того, чтобы смотреть в суть явления, накручивают слова на слова и всё больше и окончательно в них запутываются.

Таким людям лучше всего вернуться во времена своего детства и посмотреть, как ведёт себя ребёнок. Земля может расколоться, а ребёнок и внимания не обратит. Убийца бросится в его дом убивать, а он только ему улыбнётся. Разве это не демонстрирует подлинное мужество? Ну, а раз это ясно, то посмотрим, как он будет себя вести в этой всемирной игре, в которой мы участвуем, ради которой мы почти готовы пожертвовать своей жизнью или бесстыдно пускаем в ход самое подлое коварство. Будет ли дитя радоваться, если его сделают императором или наградят самым высоким орденом? В ответ на это младенец не повернёт даже глазом. Мы можем сказать, что он просто ничего не знает о мире взрослых, и этим всё объясняется. Но Итиун возражает: "Что истинно в мире взрослых? Всё в нём суета сует. А то, что волнует младенца, действительно существенно. Младенец не уносится мыслями в прошлое или будущее. Потому он свободен и не знает страха, неуверенности, тревоги или "мужества жить". Фехтовальщику, как и всем нам, необходимо сознавать Небесный Разум, который движет младенцем. Дети его не осознают, он просто движет ими. А нам нужно привести в полное сознание Природу, которая раскрывает в нас Небесный Разум. Достичь зрелости - не значит стать пленником всяких рассуждений, это значит достичь осознания того, что лежит в самой глубине вашего существа. Это и есть "истинное знание" (рёти), "искренность" (макото), "благоговение" (кэй), "безошибочность" (тантэки). Как бы стар не был человек, "детское" в нём не умерло, оно всегда свежо, энергично, воодушевляюще".

Поэтому наставление Итиуна своим ученикам самое простое и лёгкое.

Он говорит: "Когда стоишь с мечом перед противником, продвинься вперёд, если дистанция слишком велика и ударь. А если сразу стоишь на правильной дистанции, тогда ударь сразу с того места. Думать не нужно. Однако с большинством фехтовальщиков дело обстоит по-иному. Как только они окажутся перед противником, они уставятся на него, определят, на какой они с ним дистанции, выберут позицию, которая кажется им наилучшей, проверят длину меча, поразмыслят о том, как бы применить приём и т. д. Их мозг лихорадочно работает, решая, какую же тактику из тех, которым его научили, выбрать в данном случае. Они понятия не имеют о небесном Разуме и его действии при разных условиях. Величайшая ошибка в фехтовании - это пытаться предугадать исход поединка. Вы не должны думать, чем это кончится, победой или поражением. Просто дайте Природе идти своим путём и тогда ваш меч ударит в надлежащий момент".

Может быть, самый верный совет, который даёт Итиун, заключается в том, что первым шагом в тренировке фехтовальщика должна быть мысль об "ай-ути" - взаимном убийстве, в момент, когда он приступает к поединку. Этот совет имеет самое существенное психологическое значение. Иными словами, ай-ути означает, что не нужно думать об исходе поединка, о своей безопасности. Если человек вступает в поединок в таком душевном состоянии, он действует наиболее эффективно и противостоять ему сможет только противник, имеющий такую же позицию. Мысль об ай-ути,- и это главное, - должна быть у фехтовальщика с самого начала, а не в конце.

Второй урок Итиуна демонстрирует самую суть его методологии и его глубочайшее проникновение в тайны человеческой психологии. Он пишет: "Кажется, что не трудно придерживаться мысли об ай-ути с самого начала поединка, но если всё это так легко, то возникает мысль о несомненной победе над противником, а эта мысль более всего препятствует естественному функционированию Небесного Разума". Он продолжает: "В тот момент вы можете подумать: как же я так двойственно думаю? Сначала я решил, что закончу поединок ай-ути и тут же принялся мечтать о победе. Подобное размышление тут же приведёт вас и ваш ум в состояние куфу. (Куфу - это не просто мышление головой, но также состояние, когда всё тело участвует в решении проблемы. Этот термин означает "искать выход из дилеммы" или "бороться, чтобы прорваться через безвыходность").

Если вы продолжаете в течении нескольких лет свою практику, в конце концов вы достигните прозрения Небесного Разума, который никогда не подчиняется никакой форме движения, т.е. никакой форме нерешительности ума. Разум, Природа или душа (кокоро) или субстанция - всё это синонимы - всегда спокойна, недвижима, неизменна, она действует на бесконечных путях и она вне досягаемости мысли".

Одариги Итиун:
"Меч непребывающего Ума"

(конспект составлен Хария Сэкиуном)

Часть I

Часть II

Часть III

Часть IV

Часть IV

Прежде чем закончить ознакомление со школой фехтования, называемой "Меч Непребывания", хотелось бы отметить четыре характерных момента в рукописи Итиуна:

1. Отсутствие стереотипных техник.

2. Мягкость, кротость духа (кшанти) или непротивление (не деяние). Эти термины сильно напоминают философию Лао-Цзы или Чжуан-Цзы.

3. Убеждение: "Я фехтовальщик, которому нет равных в мире". Это соответствует тому, что, согласно традиции, сказал Будда при своём просветлении: "На небесах и на земле - я единственный достоин почитания!" Сравнить эти два высказывания интересно по двум причинам. Итиун приветствует "детскость", как воплощение принципа фехтования, и Будда сказал эти слова, когда был младенцем, новорождённым. Но "дитя" Итиуна - это мужественный фехтовальщик, прошедший через все события и испытания, рискуя своей жизнью. Иными словами, дух и учение дзен исповедует Итиун и Будда. Оба хотят соскрести грязь, которая накопилась на нашем существе ещё до нашего рождения и раскрыть Реальность, как она есть. Вот вся нагота, которая соответствует буддийской концепции о пустоте (шуньята).

4. И ещё одна особенность "меча не пребывания" - идея об ай-нукэ. Этому не учила ни одна школа. В других школах при равенстве противников всё кончалось взаимным убийством - ай-ути, но в школе "меч не пребывания" финал не был трагичен - всё кончалось ай-нукэ. Как уже говорилось, "нукё" означает "не ударить". Ни один из соперников не наносит другому удара и ранения. Когда несовершенный мастер вызывает на поединок настоящего мастера "меча не пребывания", он совершает самоубийство. У настоящего мастера нет намерения убивать, но ситуация вынуждает его лицом к лицу стать с противником. Враг исполнен злым духом убийства и его ум не свободен от эгоистического желания убивать. И тогда он встречается с мастером "меча не пребывания", его же злой дух его и убивает. Мастер даже может и не подозревать, что его меч сразил противника. Можно сказать, что Небесный Разум наказал тех, кто пошёл против него, а "детскость" мастера остаётся такой же жизненной, как и была.

Такуан был дзенским учителем, который пользовался фехтованием, как методом тренировки. Его меч, как палка дзенского учителя, бьёт ученика, который, не усвоив урока, пытается действовать. Меч Сэкиуна унаследовал Итиун, это настоящий "меч недеяния", в нём выражается сущность философии праджняпарамита (по-японски - Хання-харамита).

В конце своего трактата Итиун подводит итог значению меча: "Сейчас около двухсот школ фехтования, но все они обязаны четырём ученикам Ками-Идзуми Исэ-но-ками. Мой учитель, Сэкиун, учился у одного из них. Это Огасавара Гэнсин. Гэнсин, после посещения Китая, где овладел чисто китайским оружием, создал собственный стиль фехтования, настолько совершенный, что во всех последующих поединках не имел себе равных. Мой учитель, Сэкиун, в совершенстве овладел методом Гэнсина, но позже, когда Сэкиун пришёл к пониманию дзен, он отринул всё, чему ранее научился и обрёл истинное знание. Он вступил в схватку со своим учителем. В результате, методы, основанные на совершенной технике боя, потерпели поражение. С тех пор Сэкиуна никто не смог победить, его система была выше других".

Вывод Итиуна: Лучшие фехтовальщики Японии не могли победить потому, что строили свои системы на каком-то одном приёме или способе, на техническом совершенстве. Сэкиун же, изучив дзен, овладел "Мечом Недеяния". Это непривязанность ни к одному методу, воплощение самого Небесного Разума, выходящего за пределы человеческого разумения. Достигнув дзенского сатори, Сэкиун обрёл святость. Его "меч не пребывания" не имел ничего общего с тактическими движениями, техническими тонкостями, т.е. совсем тем, что обычно составляет искусство фехтования. Его меч, совершенно свободный от мирских побуждений и интересов, был движим духом владельца, а у того было "чистое" сердце и свободный, "пустой" ум (не-ум, мусин). И никто из тех, кто не достиг той же степени просветления ума, что и Сэкиун, не мог его победить. В конце концов, фехтование дело не техники, а высокого развития духовности. Отсюда и заявления Итиуна, что ему нет равных.

Из всех японских искусств фехтование, вероятно самое дзенское потому, что проблема жизни и смерти здесь стоит с наибольшей остротой и реальностью. В фехтовании у человека нет права на ошибку, у него нет времени поразмыслить. Всё, что он делает, исходит прямо изнутри и не поддаётся контролю сознания. Фехтовальщик должен действовать инстинктивно, а не интеллектуально. Во время напряжённой схватки реально решается - жить или умереть. Самое ценное - время, его нужно использовать максимально эффективно. Малейшее мгновение расслабления (суки) - и противник воспользуется им и уничтожит вас. Тут речь не просто о поражении или унижении.

Мгновение интенсивного сосредоточения - это момент совершенного единения субъекта и объекта, личности и её поведения. Пока это не достигнуто, поле сознания не очищено, всё ещё остаётся "слабый след мысли" (нисай но итинэн), который препятствует прямому и непосредственному действию, исходящему из глубины личности, иными словами - из неосознаваемого. Это приводит к тому, что меч противника находит разрыв обороны, разрыв в вашем сознании.

Вот почему фехтовальщику советуют освободиться от мысли о смерти и от беспокойства об исходе поединки. Пока осталась хоть какая-то мысль, она приводит к гибели. Китайская пословица говорит: "Если ваши действия совершенно непоколебимы и цельны, даже боги будут вас бояться и избегать". Такая твёрдость, решительность ума и духа совершенно необходимы в боевом искусстве фехтовальщика. Без этого духа никакая концепция и тем более единение невозможны. Сосредоточенность, единоумность, концентрация (экаграта), решительность, неколебимость ума и духа - все они исходят из одного. Это "одно" в дзен называется состоянием "не-ума" (мунэн), это соответствует "детскости", в которой ещё нет и зачатка умозрительности и схематичности.

Кое-кто может сказать: неколебимость ума - это высшее качество человека, и мы не можем его достигнуть до тех пор, пока не вполне созрели, ибо это свойство вполне сформированного ума. Но, достигнув этого, как можно от всего отказаться и вернуться к духовному состоянию детства? Как можно вернуться к самому началу, после того как совершили тяжёлое и утомительное путешествие? Или как можно совместить высокий ум с беспомощностью ребёнка? Это один из возможных взглядов на проблему, но есть и второй, согласно которому дитя превосходит того, кто "полностью развит".

Спеша сделать себя "вполне развитым", мы совершенно отрицаем то важнейшее качество, которым обладает дитя - веру, веру в неизвестное бытие. Это неизвестное можно назвать Неизвестным Разумом, Дао, Богом, Неосознаваемым или глубочайшим Я. Ввиду того, что Неизвестное, какое бы ему имя ни давали, не поддаётся постижению сознательной частью ума, оно или теряет свою сущность, в тот момент, когда сознание пытается его охватить. Это неизвестное мы оставляем позади "развития" и "зрелости", да так, что совершенно о нём забываем и не имеем представления, как оно осуществляется в нас. Когда фехтовальщик или монах говорит о детскости или не-уме, большинство людей не понимает, о чём идёт речь. А пытаясь понять, мы низводим или возводим "это" (в зависимости от того, как к "этому" относиться) на обычный уровень сознания, где пытаемся рассуждать о нём так, как обычно рассуждаем вообще обо всём. В результате смысл совершенно меняется. А когда кто-нибудь ссылается на "это" или обращается к "этому", то мы "это" не узнаем.

Неколебимость ума, восстановление "этого", - оно всегда присутствовало в нас и никуда не терялось и не было искажено. Вопрос в том, как "этим" правильно пользоваться. Фехтовальщик, пройдя подготовку у дзенских учителей, приобретя большой собственный опыт, начинает различать в себе присутствие и важность этой "неизвестной величины", которую мы сейчас пытаемся как-то обрисовать.

Это предисловие поможет вам понять, о чём говорили разные фехтовальщики, богатые практическим опытом и неискушённые в философских определениях.

Внимание! У вас нет прав для просмотра скрытого текста.

Адати Масахиро основал в Киото школу Самбу-рю (или Дзимму-рю). Он написал работу Хэйдзюцу Дзэкун ("Основы фехтования") в двух томах, датированных 1790 годом. Впервые эта работа была напечатана в тридцать втором году эпохи Мэйдзи (1905 г.) как одно из исследований, собранных и изданных Арима Дзюсэй и Иону Тэцудэиро под общим названием "Бусидо Сосэ" (Собрание трактатов о Пути Самурая).

Адати Масахиро подчёркивал важность психической тренировки. ("Психическое" - здесь не подразумевает сверхчувственные феномены. Оно включает всё нематериальное или психологическое. Термин "ментальный" тоже психологический, а "духовный" - имеет характер теологический. Для японского "кокоро" или "сэйсин" лучше употреблять слово "психэ" (душа). Кокоро - очень сложный термин. Прежде всего он означает физическое сердце, потом истинное "сердце" (т.е. его волевое и эмоциональное начало), затем "ум" (интеллектуальное начало), "душа" (в смысле живительного начала) и "дух" (метафизическое). В отношении к фехтовальному кокоро - это больше всего воля. Воля в её глубочайшем смысле). Огромное значение имеет и физическая подготовка, и техническое совершенство, но что они без психической тренировки? Во время тренировки ученик должен быть активным и динамичным. Но во время боя его ум должен быть совершенно спокоен. Фехтовальщик должен чувствовать себя так, будто ничего особенного не происходит. Когда он двигается, шаги у него совершенно нормальные, а глаза не смотрят немигающим взглядом, как у безумного. Всё как всегда. Поведение должно быть совершенно обычным. Ничего не должно говорить , что вы вступили в смертельную схватку.

Чтобы действовать подобным образом, необходимо сделать ум "недвижимым". Для этого он должен натренироваться удержать свой дух (кокоро) в области живота (диафрагмы). Или, иначе говоря, диафрагма должна быть оттянута вниз, так, чтобы в груди было достаточно места для свободного дыхания лёгких, и чтобы ничто не давило на сердце. Если фехтовальщик возбуждён ситуацией и думает, что противник сильнее его,- он уже почти поражён. Но если в любой ситуации дух спокоен,- это гарант успеха. Психологическая подготовка играет решающую роль, она может вывести на уровень высшей духовности. Когда духовность достигнута, то в фехтовании мы видим уже не игру, а нечто от изначального искусства.

От технически нетренированного фехтовальщика духовных достижений ожидать не приходится, но если он настроится на то, что живым ему не уйти из боя, то он может стать грозным противником даже очень искусному фехтовальщику. Страх смерти и привязанность любого сразу же отражаются на движениях меча, чем противник может воспользоваться.

Именно непосредственная связь с проблемой жизни и смерти выделяет фехтование среди других видов искусств. И именно поэтому фехтование особенно близко к дзен. Оно может служить средством достижения очень высокой духовности.

Чтобы проиллюстрировать, что он имеет в виду, Адати Масахиро приводит случай об отчаявшемся участнике поединка, который принудил идти на попятный опытного фехтовальщика. Этот пример демонстрирует, что может иногда человек, даже неискушённый в фехтовании.

Всё это произошло в феодальной Японии. Простой слуга вызвал раздражение одной влиятельной персоны. Тот потребовал, чтобы хозяин примерно наказал слугу, а в то время это значило для слуги смерть. Хозяин не мог ослушаться.

Он вызвал слугу и сказал ему: "Я очень сожалею, но вынужден выполнить желание обиженного и казнить тебя. Выхода нет. Единственное, что я тебе посоветую - это взять меч, сразиться со мной и убить меня в поединке, а потом можешь придти и отдаться в руки обиженного".

Слуга ответил: "Какой смысл мне браться за меч? Вы ведь первоклассный фехтовальщик и преподаватель фехтования, а я никогда в жизни меча в руках не держал. Как я могу вас победить?"

А учитель фехтования, надо сказать, давно уже хотел сразиться с тем, кто махнул рукой на жизнь и находится в безвыходном положении, да всё случая у него не было, вот он и говорит слуге: "Бери меч и испытай удачу. Посмотрим, вдруг судьба улыбнётся тебе, и увидим, что из этой схватки выйдет".

Внимание! У вас нет прав для просмотра скрытого текста.

Ну встали они друг против друга с обнажёнными мечами, и тут учитель заметил, что позиция у него вроде хуже и надо её поменять. Отступил он назад, потом ещё и так отступал, пока спиной не упёрся в стену. Тут уж ему пришлось принимать окончательное решение, отступать было некуда. Тут уж не до шуток. Не до экспериментов. Загнанный в угол, он не мог сменить позицию на более выгодную, и тогда фехтовальщик с криком нанёс удар, который сразил его противника - слугу.

Потом этот фехтовальщик признался своим ученикам: "Это была отчаянная схватка! Меня чуть не убил мой собственный слуга, его дикое наступление с мечом было почти неотразимо. И если необученный слуга может стать таким опасным противником, что говорить о первоклассном фехтовальщике в таком состоянии".

Один из учеников спросил его: "Где здесь смысл - в том, что вы отступали? Было ли это тактикой, или вызывалось силой давления?"

"Он так отчаянно наступал, что мне ничего не оставалось, как отступить" - подтвердил учитель.

"И когда вы крикнули и ударом свалили слугу, вы увидели у него суки?"

"Нет, суки не было, было чудо (мё) и оно вело его меч".

Адати Масахиро комментирует: "Чудесное мё не результат сознательной работы фехтовальщика, это результат не сознания, а "недвижимого ума". Когда воля собрана воедино, даже неискусная рука становится неотразимой. Фехтовальщик не должен думать о противнике, о как слабом или сильном. Он должен совершенно забыть себя и противника, и дать мё (неосознанному) действовать самому по себе".

Адати цитирует Уэсуги Кэнсина (1530 - 1578 гг.), одного из знаменитых полководцев шестнадцатого столетия: "Судьба в небесах, броня на груди, успех в ногах. Иди на бой убеждённый и вернёшься без единой царапины. Бросайся в битву, готовый умереть. Если покинешь дом, знай, что больше его не увидишь, только тогда вернёшься в него. Лишь задумаешься о возвращении и уже не придётся вернуться. Мир в постоянном изменении, но воин может так и не думать, ибо его судьба предопределена".

Воин или самурай здесь выступает, как защитник предопределённости. Пока мы думаем, что есть сила неизвестного происхождения, которая взрывается посреди нашей хорошо спланированной человеческой жизни и расстраивает все наши дела, мы не можем по-настоящему принять все наши ограничения. Свободная воля или свобода познания и действия, - это только наша мечта. Но тогда можно задать очень странный вопрос: что же заставляет нас мечтать, когда мы кругом ограничены? Что заставляет нас отрываться от реальности жизни, в которой мы живём, и смотреть на неё так, будто мы с ней не связаны? Откуда же исходит сама идея ограниченности, если не из внележащей безграничности?

Эта история о мастере чайной церемонии, который принял на себя роль фехтовальщика и сразился с головорезом. Обычно те, кто занимается чайной церемонией, фехтованием не занимаются и никак не могут быть противниками людям меча. Чайная церемония - дело мира, покоя. Эта история поведает нам, что может человек, не умеющий обращаться с мечом, не получивший никакой специальной подготовки, если только он решился рискнуть своей жизнью.

В конце семнадцатого века правитель Яманоути провинции Тоса решил взять своего чайного мастера в официальную поездку в Эдо, столицу правящей династии сёгунов Токугава. Чайному мастеру эта поездка вовсе не улыбалась, ибо самураем он не был, а Эдо вовсе не такое спокойное место, как Тоса, где у него много друзей. В Эдо можно было попасть в такую переделку, где досталось бы не только его господину, но и ему самому. Путешествие было весьма рискованным и он не желал в него пускаться. Однако господин его не желал слышать возражений, - вероятно потому, что чайный мастер высокой квалификации принёс бы господину добрую славу. Чайная церемония очень ценилась в высокопоставленных кругах. Чайный мастер был вынужден подчиниться приказу, но решил сменить свою одежду чайного мастера, который ходил без оружия, на одеяние самурая с двумя мечами.

По приезде в Эдо чайный мастер не выходил из дома господина и, наконец, тот разрешил ему выйти погулять. Одетый как самурай, он посетил Уэно у пруда Синобадзу, где заметил, что на него сердито смотрит какой-то самурай, отдыхающий на камне. Самурай вежливо обратился к чайному мастеру и сказал: " Вижу, вы самурай из Тоса, окажите мне честь испробовать моё искусство в поединке с вами". С самого начала путешествия чайный мастер предчувствовал какую-то неприятность. Теперь он стоял лицом к лицу с ронином (самурай без хозяина), странствующим самураем, наёмником худшего толка, и не знал, что ему делать. "Я вовсе не самурай, хотя и одет так, я чайный мастер и вовсе не готов быть вам противником" - честно признался он. Но, поскольку истинным желанием ронина было обобрать свою жертву, в чьей слабости он уже совершенно уверился, то он продолжал настаивать на поединке.

Чайный мастер понял, что поединка ему не избежать и настроил себя на неизбежную смерть. Но он не хотел умирать с позором, потому что позор лёг бы на его господина, правителя Тоса. И тут он вспомнил, что несколько минут назад он проходил мимо школы фехтования, расположенной рядом с парком Уэно. Он решил зайти туда на минутку и спросить у учителя, как же правильно пользоваться мечом, как употреблять его в таких случаях и как ему с честью встретить неизбежную смерть. Он сказал ронину: "Если ты так настаиваешь на поединке, тогда подожди меня немного, я должен сначала кое-что сообщить своему господину, у которого служу".

Ронин согласился и чайный мастер поспешил в школу фехтования. Привратник не хотел его впускать, потому, что у чайного мастера не было никаких рекомендательных писем к учителю фехтования. Но всё-таки, увидев ту серьёзность, с которой вёл себя чайный мастер, он решил его пропустить.

Учитель фехтования спокойно выслушал чайного мастера, который рассказал ему всю историю и выразил непреклонное желание умереть, как подобает самураю. Учитель сказал: "Ты прямо уникум. Все приходят ко мне узнать, как пользоваться мечом, чтобы жить, а ты пришёл узнать, как умереть. Но прежде, чем я научу тебя искусству умирать, будь добр, научи меня готовить чай и угости чашечкой чая. Ведь ты же чайный мастер". Чайный мастер был очень рад. В последний раз он мог исполнить чайную церемонию, дело своей жизни, столь дорогое его сердцу. Забыв обо всём, он со всей искренностью, с полной самоотдачей принялся готовить чай. Он выполнял всё, что необходимо, как будто сейчас это было для него самое главное в жизни. И учитель фехтования испытал глубокое чувство, увидев с какой сосредоточенностью, с каким воодушевлением совершается чайная церемония. Он упал на колени перед чайным мастером, глубоко вздохнул и сказал: "Тебе не нужно учиться умирать! То состояние ума, в котором ты находишься, позволяет тебе сразиться с любым фехтовальщиком. Когда будешь подходить к ронину, сначала подумай, что ты готовишь гостю чай. Благородно приветствуй его, извинись за задержку, и скажи, что теперь готов к поединку. Сними своё хаори (верхнюю одежду), аккуратно сложи и положи сверху свой веер, как ты обычно делаешь это за работой. Затем повяжи голову тэгунун (вид полотенца), верёвкой подвяжи рукава, подбери хакама (юбка-штаны). Теперь ты вполне можешь начинать. Вынь свой меч, высоко подними его над головой, будь готов сразить им противника и, прикрыв глаза, соберись мысленно для битвы. Когда услышишь крик, ударь его мечом. Это и будет конец, взаимное убийство". Чайный мастер поблагодарил фехтовальщика за наставления и пошёл назад - туда, где обещал встретиться с ронином.

Он тщательно последовал советам, данным фехтовальщиком, выполняя их в том состоянии ума, которое было у него во время чайной церемонии для своих друзей. Когда он твёрдо встал перед ронином и поднял меч, тот внезапно увидел перед собой совершенно другого человека. И он никак не мог издать крик перед нападением, потому что совершенно не знал, как ему нападать. Перед ним было совершенное воплощение бесстрашия, т.е. бессознательное. И вместо того, чтобы броситься на чайного мастера, ронин стал шаг за шагом отступать и наконец закричал: "Сдаюсь! Сдаюсь!" Бросив свой меч, он простёрся перед чайным мастером, прося прощения за грубость, и быстро покинул поле сражения.

Не известно, исторический ли это факт, но факт, что такое мнение было распространено в то время и считалось, что одно техническое совершенство было недостаточно для успешного поединка. Необходимо было достичь состояния интуиции, которая исходит из Космического Бессознательного. Эта интуиция едина для всех видов искусств. Японцы верят, что интуиция чайного мастера или любого другого мастера - это всё разновидности одного великого опыта. Они не особенно стремились дать научное обоснование вере в то, что основной опыт исходит из прозрения в Неосознаваемом, которое является источником всех творческих потенций, всех художественных импульсов. Эта интуиция пребывает как непреложная реальность над всеми формами изменений и превращений, над океаном сансары, рождением и смертью. Дзенские учителя, наследующие свою философию от буддийских концепций шуньяты и праджни, говорят о неосознаваемом терминами жизни, т.е. рождения и смерти. Для дзенских учителей глубочайшая интуиция выходит за пределы рождения и смерти, и достигает состояния бесстрашия.

Внимание! У вас нет прав для просмотра скрытого текста.

Ямаона Тэссю (1835 - 1888 гг.), великий фехтовальщик и дзенский человек, тренировал своих учеников в духе дзен. Метод его в основном заключался в том, чтобы привести их в состояние полного физического и умственного изнеможения. Когда это происходило и они физически уже подняться не могли от усталости, им давали определённый стимул, в результате которого выявлялись дотоле скрытые силы, новый источник энергии. Этот источник, связанный с неосознаваемым, для фехтования можно рассматривать как инстинкт самосохранения, хотя и не в обычном физиологическом (жизнедеятельном) смысле. Этот инстинкт глубоко связан с нашим обычным взглядом на вещи. Это взгляд, эта концепция, утвердившаяся в нашем сознании, функционирует в нём вместо инстинкта, хотя и со всей жизненной силой, присущей инстинкту, связанная с ним эмоциями и разными ассоциациями.

Когда же инстинкт действует один без помехи концепций, в его чистом биологическом статусе, тогда ничто не воспрепятствует его природному мужеству. Связанный концепциями, инстинкт не свободен, тогда-то и появляются страхи, опасения, и нет свободы действия. С тех пор, как в человеке пробуждается сознание, он превращается в концептуальное существо, которое руководствуется в повседневности абстрактными идеями, оторванными от жизни. Сама жизнь оказывается в сетях концепций, управляется ими. Хотя инстинкты не вполне подавлены, - они зажаты, стеснены, извращены. Впрочем, с другой стороны, такая сублимация создала нашу человеческую культуру. В области интеллекта и его практического применения, создание концепций имеет, конечно, колоссальное значение, но в других случаях оно может быть вредно. Вред этот особенно показателен в тех видах психических расстройств и внутренней неуверенности, которые поражают современных мужчин и женщин, и особенно касаются трудностей и проступков подростков. В фехтовании инстинкт должен действовать совершенно свободно и непосредственно, т.е. без всяких посредников. Как только между инстинктом и действием появляется такой посредник в виде интеллекта, предвзятых идей или концепций, сразу происходит задержка действия (суки), которой может воспользоваться противник, нанося решающий удар. Фехтовальщик обращён непосредственно к реальности, а не к концепциям. Поэтому, для тренировки фехтовальщика совершенно необходима дзенская практика, как об этом писал Одариги Итиун и Дзягю Тадзима-но-ками.

Огура Масамунэ писал о том, как Ямаотна Тэссю тренировал своих учеников. Огура цитирует слова одного из своих друзей, лично проходившего тренировку у Ямаоки:

Ямаока прилагал учение дзен к своей философии фехтования, побуждая своих учеников лично раскрыть смысл выражения "Меч не-меча", основанного на дзенском понимании абсолютного единства, Ямаока при этом исходил из того, что носит название Сэйгван-гэйко.

Метод заключается в повторении поединков одного за другим, неопределённое число раз, в основном не более сотни раз утром и столько же после обеда. Те, кто хочет через это пройти, будут отмечены учителем, но допускаются не все желающие, ибо пройти через это может лишь сильный и смелый. Когда такое разрешение дано, делается объявление. Испытание может длиться от трёх дней до недели. Кожа на ладонях и пальцах может не выдержать и лопнуть, поэтому чтобы предохранить руки соревнующихся, их заматывают в мягкий шёлк, а потом уже надевают перчатки. Тот, кто проходит испытание, остаётся, а соперники со свежими силами всё время меняются, без перерыва.

В первый день тот, кто проходит испытание, обычно полон сил и энергии, на второй день он начинает чувствовать утомление, на третий - руки уже едва держат меч, сделанный из расщеплённого бамбука, и ноги теряют гибкость и подвижность. Стоя перед противником, он чувствует, что уже не хозяин своим рукам и ногам, и его меч стоит вертикально. Диета у него в это время особая. Он питается полужидкой или совсем жидкой пищей, а моча у него становится красноватой.

Такой испытуемый, Кагава Дзендзиро, которого цитирует Огура, рассказывает, что был первым, прошедшим испытание и так описывает его:

"На третий день этих тяжелейших испытаний я никак не мог подняться с постели, и мне пришлось просить помощи мою жену. Когда она попыталась поднять меня, у неё возникло такое чувство, будто поднимает безжизненное тело, и она бессознательно отдёрнула руки, которыми поддерживала мою спину. Я почувствовал на своём лице её слёзы. Тронутый до глубины души, я попросил её не быть столь мягкосердечной и с её помощью всё-таки сумел сесть.

Чтобы дойти до зала тренировок, мне пришлось опираться на трость. Одеть мой тренировочный костюм мне тоже помогли. Я встал в позицию, и тут стали появляться мои многочисленные противники. Один из них подошёл к моему учителю и попросил разрешения сразиться со мной. Учитель сразу разрешил, а я увидел, что это был наказанный ранее за нечестное поведение в бою фехтовальщик. Он даже после поражения, когда схватка была остановлена, наносил удары по незащищённым костюмом местам. Это запрещалось правилами. Когда я увидел, Что он ко мне подходит, то настроился на то, что это моя последняя схватка, потому что мне её не пережить. Когда я так подумал, то вдруг неизвестно откуда почувствовал в себе прилив сил, будто какой-то источник во мне открылся. Ко мне пришла новая энергия, и я почувствовал себя человеком в новом качестве. Мой меч принял правильное положение, я приблизился к противнику, ощущая в себе этот неистощимый поток энергии, поднял меч над головой и был готов сразить противника одним ударом. Тут мой учитель крикнул, чтобы мы прекратили поединок - и я опустил меч". Огура пишет, что Кагава сообщил, что Ямаока в это мгновение увидел, как его ученик пережил ощущение "Меча не-меча".

Действительно, это самое напряжённое и изнурительное испытание, через которое должен пройти фехтовальщик. Длительное время занимаясь дзен, Ямаока знал, что для того, чтобы в человеке пробудилось неосознаваемое, он должен однажды умереть для обыденного сознания. Фехтовальщик - это обычно человек большой физической силы и выносливости, которая позволяет ему выдерживать многие часы тренировок, но его умение не слишком подготовлено для глубоких истин дзен. Однако, физическая тренировка должна быть лишь одним из аспектов тренировки совершенного фехтовальщика. Он должен пережить и ту "великую смерть", о которой говорят дзен-буддисты.