Мой учитель, Сэкиун, начал изучать фехтование в молодости, а затем стал учеником Огасава-ра Гэнсин. Гэнсин, в свою очередь, был одним из четырёх лучших учеников Ками-Идзуми (умер в 1577 г.). Деятельность Ками-Идзуми была причиной нового этапа в развитии японского фехтования. Он был великим гением японского фехтования.

Огасавара Гэнсин основал новую школу "Истинная Синкагэ" (Син Синкагэ-рю), в которой наряду с мечом на вооружение был принят бо. Этому предшествовало то, что Гэнсин в течении нескольких лет жил в Пекине, столице империи Мин, где зарабатывал на жизнь преподаванием кэн-дзюцу. Там он и познакомился с техникой владения шестом, многие элементы которой ввёл в свою систему фехтования вернувшись на родину в начале XVIIв. Он опробовал свой новый метод и убедился, что никто не может ему противостоять. Уверенный в абсолютном превосходстве новой техники, он обучал многочисленных учеников. Упорно трудясь, Сэкиун, наконец, овладел секретом новой школы. Однако, мой учитель Сэкиун этим не удовлетворился. Он начал изучение дзена под руководством Кохаку, бывшего настоятеля Тофикудзи, одного из главных монастырей Киото, и достиг больших успехов в понимании дзен-буддизма. В конце концов, он пришёл к заключению, что никто из великих мастеров фехтования, о которых он знал, включая и его учителя Гэнсин и учителя его учителя Ками-Идзуми, не может считаться поистине мастером фехтования. Ибо все они не понимали глубочайшего принципа жизни. В результате, не смотря на хорошую физическую и техническую подготовку, они продолжали оставаться рабами ошибочных, бесполезных мыслей. Они не могли выйти за пределы трёх альтернатив:

1. - победить более слабого противника,

2. - быть побеждённым сильнейшим,

3. - встречаясь с равным, взаимно поразить друг друга (ай-ути).

Теперь Сэкиун пытается применить к искусству фехтования принцип небесного разума или Изначальной природы как она есть. Он был убеждён, что это возможно. И однажды наступило великое просветление. Он понял, что по сути дела, фехтование не нуждается в технике. Ибо, когда человек пребывает на троне небесного Разума, он чувствует себя совершенно свободным и независимым, и тогда он постоянно готов овладеть любыми профессиональными хитростями. Когда Сэкиун испробовал это открытие со своим учителем Огасавара Гэнсин, он легко его побеждал даже тогда, когда тот пользовался "самыми тайными секретами" своего мастерства. Это было подобно горению бамбука в пламени сильного пожара.

Сэкиуну было уже за шестьдесят, когда я, Итиун, двадцати восьми лет от роду, пришёл к нему в ученики. Пять лет я прилагал все свои силы, чтобы постичь искусство фехтования, которое мой учитель объединил с принципом и практикой дзен. И, когда я почувствовал себя готовым испытать, чего же я достиг, я бросил вызов учителю. В каждом из трёх поединков исходом было ай-нукэ.

Ай-нукэ - новый термин в фехтовании. Когда соперники во всём равны и бьются до конца, это кончается ай-ути (взаимным убийством). При ай-нукэ не происходит ни убийства, ни ранения. "Нукэ" - значит не "убить", "сразить", а "миновать", "пройти мимо". Итак, Сэкиун и его ученик Итиун, будучи равными, остались после поединка целыми и невредимыми, они оба избежали "поражения". Итиун пишет: "Это стало характерным принципом нашей школы, которая была названа дзенским учителем Сэкиуна Кохаку "Меч Непребывающего (не задерживающегося) Ума". "Бездомный" или "не задерживающийся", "непребывающий" - это буддийские термины, на санскрите апратистха. Это однозначно пустоте (шуньята), а иногда непривязанности (анабхиневеша). Буквально это значит "не иметь дома, где можно остаться", но истинное значение - "поселиться, обосноваться, успокоиться там, где нет дома, пристанища". Это кажется парадоксом, логическим противоречием, но буддисты скажут вам, что жизнь больше логики, и что логика должна приспосабливаться к жизни, а не наоборот.

Итиун продолжает:

Когда мой учитель умер, я остался один и шесть последующих лет провёл в глубоком созерцании Небесного Разума, не мысля распространять своё новое искусство. Я погрузился в самосозерцание, забывая о холоде и голоде.

В связи с моими поединками с учителем следует упомянуть один факт. После третьей схватки он выдал мне письменное свидетельство в виде свитка, в котором признал, что я достиг осознания принципа фехтования. Затем мастер вынул из нагрудного кармана чётки, воскурил благовония и поклонился мне, как обычно кланяются буддисты.

Не знаю, что именно подразумевал мой учитель, совершая эту религиозную церемонию, но несомненно, этим он выражал высочайшую похвалу, которую только может выразить один смертный другому.

Хотя я и не собирался стать учителем новой школы, однако, некоторые из моих старых друзей отыскали меня и убедили передать им мой новый опыт. Постепенно моя школа и моё имя становилось всё более известным. По тому, как теперь следуют учению и дисциплине этой школы, я надеюсь, что она будет процветать в грядущих поколениях и удивительные достижения моего учителя не пропадут даром и не исчезнут. Несмотря на это, я думаю, что лучше записать всё, что возможно, ибо людям свойственно понимать всё по своему и нужно предупредить возможные неправильные толкования.

Так, рекомендуя себя и своего учителя, Итиун говорит о самом главном в личности фехтовальщика. Фехтовальщик должен отбросить всякое стремление прославить своё имя, избавиться от эгоизма и самовосхваления; он должен быть в согласии с Небесным Разумом и блюсти высший Закон Природы, который отражается в каждом из нас. Как сказал Итиун: "Мой учитель, презирая обывателей, говорит, что они одержимы звероподобными духами, которые как животные, только и ждут, как бы что-нибудь съесть. Т.е. всё время ищут материальных благ и выгод. Они не понимают, что значит человеческое достоинство и законы нравственности, которые управляют человеческой жизнью".

Что касается фехтования, то Итиун советует, во-первых, не полагаться на технические приёмы. Большинство фехтовальщиков уделяет им слишком много внимания. Тот, кто хочет следовать Мечу Непребывания, тот должен отказаться от намерения превратить фехтование в развлечение или источник благополучия, в вещь чисто внешнюю, внешне привлекательную. Не следует думать о победе над противником. Фехтовальщик не должен думать об исходе боя, его ум должен быть свободным от подобных мыслей. Первый принцип фехтования - это глубочайшая интуиция прозрения, совершенная интуиция Небесного Разума, который действует в гармонии с любыми обстоятельствами, а больше ничего от фехтования не зависит.

Когда Небесный Разум присутствует в нас, он знает, как ему себя вести, что бы не произошло. Когда человек видит огонь, его Разум сразу знает, как его использовать; когда находит воду, Разум подсказывает ему, для чего она. Пока мы с Ним, как бы сложна ни была ситуация, мы будем вести себя, как подобает.

Он был ещё до нашего рождения, этот принцип, который управляет вселенной как нравственно, так и физически. Этот творческий принцип имеет четыре аспекта:

• Гэн (юань) - "великое",
• ко (хэн) - "успех",
• ои (ли) - "продвижение, способствование",
• тэй (чэн) - "упорство, настойчивость".
  

Когда человек рождён силой Творческого принципа, он воплощает эти четыре аспекта в форме четырёх социальных добродетелей:

• дзинь (жэнь) -"любовь, человеколюбие",
• ги (и) - "справедливость",
• рэй (ли) - "правильность",
• ти (чи) - "мудрость".

Эти четыре добродетели определяют человеческую природу, а другие люди видят в таком человеке духовного вождя.

В чистейшем виде изначальная Природа функционирует в нас во младенчестве, когда нас ещё не отняли от материнской груди. Но полагаясь на Природу, позволив ей действовать по своему усмотрению, не препятствуя ей действовать своим относительным сознанием, мы будем самодостаточны и в зрелом возрасте. Но, увы, когда мы растём, у нас возникает страшно много концепций, позиций и амбиций, которые существенно искажают картину мира, которую мы получаем из наших чувств. И мы уже не можем видеть просто гору, такой, как она есть. Вместо этого, на зрительное восприятие накладывается много идей о горах, наши предшествующие знания и впечатления. Гора с такими наслоениями не чудесна, а чудовищна. Это результат того, что мы пропитаны всяческими доктринами, учениями, обретёнными в результате наших обширных интересов. Тут смешивается личное с политическим, социальным, экономическим, религиозным. Получается совершенно извращённая картина. Вместо того, чтобы жить с мире изначальной Природы, в её прекрасной наготе, мы живём в искусственном, окультуренном мире; и к тому же не сознаём этого.

Если фехтовальщик хочет узнать, как же эта искажённая картина мира влияет на его действия, пусть он понаблюдает за собой во время поединка. Он обнаружит, что все его действия противоречат принципу "непребывающего Меча", который с начала и до конца должен быть согласен с мышлением и действиями младенца. Следуя дисциплине согласия с Природой, шаги фехтовальщика в схватке не будут ни слишком быстрыми, ни медленными, ни безразличными. Они будут как раз такими, как это нужно. Об этом позаботится изначальная природа, которой следует ситуация, находящаяся в постоянном изменении. Фехтовальщик не должен высказывать свою смелость, но не должен чувствовать и робости. Он не должен сознавать, что кто-то противостоит ему или кому-то. Он должен чувствовать себя так, будто занимается своим обычным делом, например - радуется завтраку. Пусть фехтовальщик держит свой меч как вилку за завтраком, когда поднимает кусочек и берёт его в рот, а потом кладёт вилку, когда она не нужна, по окончании завтрака. Если фехтовальщик думает, что схватка требует чего-то большего, значит, он ещё не кончил учиться и ему рано покидать стены школы.

Итиун продолжает: Чтобы объяснить чудесное действие Небесного Разума или Изначальной Природы в человеке, мы употребляем различные выражения, но, главное здесь вернуть к невинности "первоначального человека", т.е. время нашего раннего детства, которое часто называют Великим Пределом (тайкёку, по-кит. - тайцзи) или Природой как таковой, состоянием не действия, пустоты. Но большинство людей, вместо того, чтобы смотреть в суть явления, накручивают слова на слова и всё больше и окончательно в них запутываются.

Таким людям лучше всего вернуться во времена своего детства и посмотреть, как ведёт себя ребёнок. Земля может расколоться, а ребёнок и внимания не обратит. Убийца бросится в его дом убивать, а он только ему улыбнётся. Разве это не демонстрирует подлинное мужество? Ну, а раз это ясно, то посмотрим, как он будет себя вести в этой всемирной игре, в которой мы участвуем, ради которой мы почти готовы пожертвовать своей жизнью или бесстыдно пускаем в ход самое подлое коварство. Будет ли дитя радоваться, если его сделают императором или наградят самым высоким орденом? В ответ на это младенец не повернёт даже глазом. Мы можем сказать, что он просто ничего не знает о мире взрослых, и этим всё объясняется. Но Итиун возражает: "Что истинно в мире взрослых? Всё в нём суета сует. А то, что волнует младенца, действительно существенно. Младенец не уносится мыслями в прошлое или будущее. Потому он свободен и не знает страха, неуверенности, тревоги или "мужества жить". Фехтовальщику, как и всем нам, необходимо сознавать Небесный Разум, который движет младенцем. Дети его не осознают, он просто движет ими. А нам нужно привести в полное сознание Природу, которая раскрывает в нас Небесный Разум. Достичь зрелости - не значит стать пленником всяких рассуждений, это значит достичь осознания того, что лежит в самой глубине вашего существа. Это и есть "истинное знание" (рёти), "искренность" (макото), "благоговение" (кэй), "безошибочность" (тантэки). Как бы стар не был человек, "детское" в нём не умерло, оно всегда свежо, энергично, воодушевляюще".

Поэтому наставление Итиуна своим ученикам самое простое и лёгкое.

Он говорит: "Когда стоишь с мечом перед противником, продвинься вперёд, если дистанция слишком велика и ударь. А если сразу стоишь на правильной дистанции, тогда ударь сразу с того места. Думать не нужно. Однако с большинством фехтовальщиков дело обстоит по-иному. Как только они окажутся перед противником, они уставятся на него, определят, на какой они с ним дистанции, выберут позицию, которая кажется им наилучшей, проверят длину меча, поразмыслят о том, как бы применить приём и т. д. Их мозг лихорадочно работает, решая, какую же тактику из тех, которым его научили, выбрать в данном случае. Они понятия не имеют о небесном Разуме и его действии при разных условиях. Величайшая ошибка в фехтовании - это пытаться предугадать исход поединка. Вы не должны думать, чем это кончится, победой или поражением. Просто дайте Природе идти своим путём и тогда ваш меч ударит в надлежащий момент".

Может быть, самый верный совет, который даёт Итиун, заключается в том, что первым шагом в тренировке фехтовальщика должна быть мысль об "ай-ути" - взаимном убийстве, в момент, когда он приступает к поединку. Этот совет имеет самое существенное психологическое значение. Иными словами, ай-ути означает, что не нужно думать об исходе поединка, о своей безопасности. Если человек вступает в поединок в таком душевном состоянии, он действует наиболее эффективно и противостоять ему сможет только противник, имеющий такую же позицию. Мысль об ай-ути,- и это главное, - должна быть у фехтовальщика с самого начала, а не в конце.

Второй урок Итиуна демонстрирует самую суть его методологии и его глубочайшее проникновение в тайны человеческой психологии. Он пишет: "Кажется, что не трудно придерживаться мысли об ай-ути с самого начала поединка, но если всё это так легко, то возникает мысль о несомненной победе над противником, а эта мысль более всего препятствует естественному функционированию Небесного Разума". Он продолжает: "В тот момент вы можете подумать: как же я так двойственно думаю? Сначала я решил, что закончу поединок ай-ути и тут же принялся мечтать о победе. Подобное размышление тут же приведёт вас и ваш ум в состояние куфу. (Куфу - это не просто мышление головой, но также состояние, когда всё тело участвует в решении проблемы. Этот термин означает "искать выход из дилеммы" или "бороться, чтобы прорваться через безвыходность").

Если вы продолжаете в течении нескольких лет свою практику, в конце концов вы достигните прозрения Небесного Разума, который никогда не подчиняется никакой форме движения, т.е. никакой форме нерешительности ума. Разум, Природа или душа (кокоро) или субстанция - всё это синонимы - всегда спокойна, недвижима, неизменна, она действует на бесконечных путях и она вне досягаемости мысли".

Прежде чем закончить ознакомление со школой фехтования, называемой "Меч Непребывания", хотелось бы отметить четыре характерных момента в рукописи Итиуна:

1. Отсутствие стереотипных техник.

2. Мягкость, кротость духа (кшанти) или непротивление (не деяние). Эти термины сильно напоминают философию Лао-Цзы или Чжуан-Цзы.

3. Убеждение: "Я фехтовальщик, которому нет равных в мире". Это соответствует тому, что, согласно традиции, сказал Будда при своём просветлении: "На небесах и на земле - я единственный достоин почитания!" Сравнить эти два высказывания интересно по двум причинам. Итиун приветствует "детскость", как воплощение принципа фехтования, и Будда сказал эти слова, когда был младенцем, новорождённым. Но "дитя" Итиуна - это мужественный фехтовальщик, прошедший через все события и испытания, рискуя своей жизнью. Иными словами, дух и учение дзен исповедует Итиун и Будда. Оба хотят соскрести грязь, которая накопилась на нашем существе ещё до нашего рождения и раскрыть Реальность, как она есть. Вот вся нагота, которая соответствует буддийской концепции о пустоте (шуньята).

4. И ещё одна особенность "меча не пребывания" - идея об ай-нукэ. Этому не учила ни одна школа. В других школах при равенстве противников всё кончалось взаимным убийством - ай-ути, но в школе "меч не пребывания" финал не был трагичен - всё кончалось ай-нукэ. Как уже говорилось, "нукё" означает "не ударить". Ни один из соперников не наносит другому удара и ранения. Когда несовершенный мастер вызывает на поединок настоящего мастера "меча не пребывания", он совершает самоубийство. У настоящего мастера нет намерения убивать, но ситуация вынуждает его лицом к лицу стать с противником. Враг исполнен злым духом убийства и его ум не свободен от эгоистического желания убивать. И тогда он встречается с мастером "меча не пребывания", его же злой дух его и убивает. Мастер даже может и не подозревать, что его меч сразил противника. Можно сказать, что Небесный Разум наказал тех, кто пошёл против него, а "детскость" мастера остаётся такой же жизненной, как и была.

Такуан был дзенским учителем, который пользовался фехтованием, как методом тренировки. Его меч, как палка дзенского учителя, бьёт ученика, который, не усвоив урока, пытается действовать. Меч Сэкиуна унаследовал Итиун, это настоящий "меч недеяния", в нём выражается сущность философии праджняпарамита (по-японски - Хання-харамита).

В конце своего трактата Итиун подводит итог значению меча: "Сейчас около двухсот школ фехтования, но все они обязаны четырём ученикам Ками-Идзуми Исэ-но-ками. Мой учитель, Сэкиун, учился у одного из них. Это Огасавара Гэнсин. Гэнсин, после посещения Китая, где овладел чисто китайским оружием, создал собственный стиль фехтования, настолько совершенный, что во всех последующих поединках не имел себе равных. Мой учитель, Сэкиун, в совершенстве овладел методом Гэнсина, но позже, когда Сэкиун пришёл к пониманию дзен, он отринул всё, чему ранее научился и обрёл истинное знание. Он вступил в схватку со своим учителем. В результате, методы, основанные на совершенной технике боя, потерпели поражение. С тех пор Сэкиуна никто не смог победить, его система была выше других".

Вывод Итиуна: Лучшие фехтовальщики Японии не могли победить потому, что строили свои системы на каком-то одном приёме или способе, на техническом совершенстве. Сэкиун же, изучив дзен, овладел "Мечом Недеяния". Это непривязанность ни к одному методу, воплощение самого Небесного Разума, выходящего за пределы человеческого разумения. Достигнув дзенского сатори, Сэкиун обрёл святость. Его "меч не пребывания" не имел ничего общего с тактическими движениями, техническими тонкостями, т.е. совсем тем, что обычно составляет искусство фехтования. Его меч, совершенно свободный от мирских побуждений и интересов, был движим духом владельца, а у того было "чистое" сердце и свободный, "пустой" ум (не-ум, мусин). И никто из тех, кто не достиг той же степени просветления ума, что и Сэкиун, не мог его победить. В конце концов, фехтование дело не техники, а высокого развития духовности. Отсюда и заявления Итиуна, что ему нет равных.

Из всех японских искусств фехтование, вероятно самое дзенское потому, что проблема жизни и смерти здесь стоит с наибольшей остротой и реальностью. В фехтовании у человека нет права на ошибку, у него нет времени поразмыслить. Всё, что он делает, исходит прямо изнутри и не поддаётся контролю сознания. Фехтовальщик должен действовать инстинктивно, а не интеллектуально. Во время напряжённой схватки реально решается - жить или умереть. Самое ценное - время, его нужно использовать максимально эффективно. Малейшее мгновение расслабления (суки) - и противник воспользуется им и уничтожит вас. Тут речь не просто о поражении или унижении.

Мгновение интенсивного сосредоточения - это момент совершенного единения субъекта и объекта, личности и её поведения. Пока это не достигнуто, поле сознания не очищено, всё ещё остаётся "слабый след мысли" (нисай но итинэн), который препятствует прямому и непосредственному действию, исходящему из глубины личности, иными словами - из неосознаваемого. Это приводит к тому, что меч противника находит разрыв обороны, разрыв в вашем сознании.

Вот почему фехтовальщику советуют освободиться от мысли о смерти и от беспокойства об исходе поединки. Пока осталась хоть какая-то мысль, она приводит к гибели. Китайская пословица говорит: "Если ваши действия совершенно непоколебимы и цельны, даже боги будут вас бояться и избегать". Такая твёрдость, решительность ума и духа совершенно необходимы в боевом искусстве фехтовальщика. Без этого духа никакая концепция и тем более единение невозможны. Сосредоточенность, единоумность, концентрация (экаграта), решительность, неколебимость ума и духа - все они исходят из одного. Это "одно" в дзен называется состоянием "не-ума" (мунэн), это соответствует "детскости", в которой ещё нет и зачатка умозрительности и схематичности.

Кое-кто может сказать: неколебимость ума - это высшее качество человека, и мы не можем его достигнуть до тех пор, пока не вполне созрели, ибо это свойство вполне сформированного ума. Но, достигнув этого, как можно от всего отказаться и вернуться к духовному состоянию детства? Как можно вернуться к самому началу, после того как совершили тяжёлое и утомительное путешествие? Или как можно совместить высокий ум с беспомощностью ребёнка? Это один из возможных взглядов на проблему, но есть и второй, согласно которому дитя превосходит того, кто "полностью развит".

Спеша сделать себя "вполне развитым", мы совершенно отрицаем то важнейшее качество, которым обладает дитя - веру, веру в неизвестное бытие. Это неизвестное можно назвать Неизвестным Разумом, Дао, Богом, Неосознаваемым или глубочайшим Я. Ввиду того, что Неизвестное, какое бы ему имя ни давали, не поддаётся постижению сознательной частью ума, оно или теряет свою сущность, в тот момент, когда сознание пытается его охватить. Это неизвестное мы оставляем позади "развития" и "зрелости", да так, что совершенно о нём забываем и не имеем представления, как оно осуществляется в нас. Когда фехтовальщик или монах говорит о детскости или не-уме, большинство людей не понимает, о чём идёт речь. А пытаясь понять, мы низводим или возводим "это" (в зависимости от того, как к "этому" относиться) на обычный уровень сознания, где пытаемся рассуждать о нём так, как обычно рассуждаем вообще обо всём. В результате смысл совершенно меняется. А когда кто-нибудь ссылается на "это" или обращается к "этому", то мы "это" не узнаем.

Неколебимость ума, восстановление "этого", - оно всегда присутствовало в нас и никуда не терялось и не было искажено. Вопрос в том, как "этим" правильно пользоваться. Фехтовальщик, пройдя подготовку у дзенских учителей, приобретя большой собственный опыт, начинает различать в себе присутствие и важность этой "неизвестной величины", которую мы сейчас пытаемся как-то обрисовать.

Это предисловие поможет вам понять, о чём говорили разные фехтовальщики, богатые практическим опытом и неискушённые в философских определениях.